Младенец
МЛАДЕНЕЦ
(баллада)
ПОСВЯЩЕНИЕ
Сегодня младенец предвидеть готов
Холмы и кресты современных голгоф.
Они современны – кресты и холмы.
А в них и на них – современные мы.
Все время во мне и все время со мной
Мое оправданье – младенец грудной.
Пронзительно слышен, язвительно зряч
Его полуночный младенческий плач.
На крестную муку венок я совью,
Тебе посвящая поэму свою.
Младенцу такому – единственный путь.
На этом пути победителем будь,
Чтоб волей твоей на голгофе спаслась
Любви и спасения Ипостась.
1.
Кто гонит сквозь ночь коня своего?
Родитель, а с ним сынишка его.
Ребенок еще не продрог до конца,
Укрытый у сердца родного отца.
Мой папа, к тебе я прижался не зря.
Я вижу повсюду лесного царя.
Чернеет короной. Белеет хвостом.
Прорвемся, мой сын, разберемся потом.
Куда ты в тумане, сквозь заросли мчась?
Послушай, что царь тебе скажет сейчас.
Тебя наградит моя старая мать
И станет, как сына, тебя обнимать.
Мой папа, ты слышишь, любя и маня,
Лесной государь приглашает меня.
Сынишка, не слушай. Наш путь перекрыт.
Развеян туман. И ветер шумит.
Куда ты, куда запретной тропой?
Здесь дочки мои поиграют с тобой.
Потом потанцуют, потом попоют.
И ты незаметно забудешься тут.
Отец, ты заметил, как дочки его
Сбивают с пути коня твоего?
Спокойно, спокойно, мой милый сынок.
Летим, где никто бы проехать не смог.
Куда? Ты мне мил красотою лица.
Тебя я сейчас оторву от отца.
Мой папа, мой папа, грозя и маня,
Лесной царь поймал и уносит меня.
Отец это слышит, и вот наконец
Пугается вовсе несчастный отец.
И конь прорывает рассветную синь,
И вот он доехал. И мертв его сын.
(по мотивам баллады «Лесной царь»)
2.
Ты понял, когда родился на свет
Младенцем с сознаньем прожитых лет,
Что в зрелые годы и дни и часы
Тебя пеленают, кладут на весы.
Ты понял, и ты догадался о том,
Что зренье и слух родятся потом.
И ты осознал, что, любя и творя,
Младенческий плач – голгофа твоя.
Существованье распятью под стать.
Нельзя повернуться и на ноги стать.
Нельзя оглянуться – темно и черно.
Самосознание отключено.
А в памяти опыт отчаянно смел.
Опять отвоевывай то, что имел.
Но ты до прихода зрелых годов
Себя позабыть и забыться готов.
Младенческим криком слова упреди.
И целая вечность еще впереди.
А люди твой крик превратно поймут
На первой голгофе дней и минут.
Каким испытаньям и пыткам сродни
Такие секунды, минуты и дни.
Об этих страданьях без слов и без мер
Слагай «Илиаду», как старец Гомер.
И в новой поэме, объявленной вслух,
Себе отвоевывай зренье и слух.
Вторая голгофа еще далека.
Младенец, не спи и не пей молока.
Глухой и слепой в «Илиаде» любой
Припомни, когда это было с тобой.
И только тогда полюбить не забудь
На ощупь и вкус материнскую грудь.
А впрочем себя позабудь и живи.
Младенец любой начинает с любви.
Не путай младенческих криков и строк.
Другой «Илиады» испробован срок.
Такие страданья, холмы и кресты
Не вынесет взрослый, но вынесешь ты.
Проснись и за труд, любя и творя.
Примета победы – улыбка твоя.
3.
И без опозданья оттуда истек
Незнанья, сознанья и знанья поток.
Спасибо слепому недетскому сну.
Поток осознает свою новизну.
Счастлив и покоен младенческий сон,
И я от безумья и боли спасен.
А главное с помощью этого сна
Родная голгофа моя спасена.
Родная голгофа назначена мне.
Забудь о моем летаргическом сне.
В кровавом поту я венок мой сплету,
Как сын и отец в Гефсиманском саду.
Еще до рождения, бедный малыш,
Венок мой надень и плач мой услышь,
Пока для твоих летаргических глаз
Еще до рожденья голгофа зажглась.
А после рожденья до нынешних дней
Готов я висеть на голгофе твоей.
И мы неразлучны с тобою вдвоем
В потоке сознанья моем и твоем.
Незнанье и знание обречены
Страдать осознанием общей вины.
И все-таки ты на спасенье нацель
Мою колыбель и твою колыбель.
И вот я родился и прямо прервал
Незнанья неведомый интервал.
Собою и мною себя ослепя,
Мое возвращенье ты взял на себя.
И я, поневоле неведом сперва,
Как зренье и слух, вспоминаю слова.
И с первым дыханьем и с первых пелен
Я первою силой твоей наделен.
И это начало подобно концу,
Моленью о чаше, явленью к отцу.
Но ты победишь, просыпаясь опять,
И я этот подвиг не в силах прервать.
Словами, стихом и страницами книг
Повержен мой ужас, всесилен мой крик.
И я осознаю свою новизну.
Спасибо слепому недетскому сну.
4.
Пока я лежу в колыбели земной,
Не спите во мне и побудьте со мной.
Поймите, второе мое рождество
Намного страшнее креста моего.
Господь по природе неколебим.
И мы привыкаем к рожденьям любым.
И сам я как будто бы не замечал
Такого схожденья концов и начал.
И вдруг открывается наиспод
Знакомый исход и нежданный восход.
И вот неожиданно и напрямик
Младенец прозрел и в тайну проник.
Второю расплатой, моленьем моим
Младенец распятый неумолим.
Напрасно его проповедуешь ты,
Он рушит голгофы, ломает кресты.
Началом концов и началом начал
Он бьется в тебе и кричит по ночам.
И снова смеется, невинно-святой,
Над болью твоей и твоею бедой.
В тебе и в себе запасал он и спас
Второго рожденья невинный запас.
В себе он берет над страданием верх.
В тебе он отцовское горе отверг.
На сына с отцом непохож и похож,
Он гонит конфессий невольную ложь.
Все то, что накоплено в нашей судьбе,
Когда мы теряли младенца в себе.
Господь по природе изрек и предрек
Спасение вдоль, а любовь поперек.
Но вместо голгофы моя высота –
Евгеноученье младенца Христа.
Ученье младенца. Единственный миг
Помимо конфессий летит напрямик.
И то, что мы подвиг его повторим,
Напоминает рожденьем вторым.
Отец, успокойся. Не плачь и поверь –
В моем рождестве откровенье теперь.
Побудь и пребудь во мне и со мной,
Пока я лежу в колыбели земной.
5.
Головка. Пульсирует родничок.
У шейки распахнут воротничок.
Тепло и ладони твои признаю.
Держи мой затылочек, спинку мою.
И тут же заранее вне и внутри
Мой крик и желания предусмотри.
Но только вдохни и испробуй сперва
Рожденье всего моего существа.
Без грехопаденья и взрослой возни
Себя самого из кроватки возьми
И смело порывом спасенной души
В себя самого переход соверши.
Твой голос неровен, твой опыт укрыт.
А он улыбнется и не укорит
И над колыбелью в надежных руках
Усилит мой подвиг, осилит мой страх.
Младенческий выдох, младенческий мёд
Вберет мою душу и тело возьмёт.
И прикосновеньем, ответной судьбой
В моих же руках уведет за собой.
В моих же руках ты мне сделать помог
И первый мой выдох, и первый мой вздох.
Теперь окончательно подстереги
Созвучье последней и первой строки.
В рожденье и смерти мгновенен и скор,
Победой реши их затянутый спор
И снова испробуй на вкус и на цвет
Последний закат и первый предмет.
Когда я тебя на столе пеленал,
Ты принял меня и отверг мой финал
И в белой кроватке уснул и затих.
Двумя кулачками сжимая мой стих.
И вот я объявлен и сотворим
Прозреньем твоим и зреньем твоим.
И вот я от радости снова таков
На веках твоих и во веки веков.
В твоем забытьи непременно ясны
Цветные мои долгожданные сны.
И вслед за тобою, как ты, глубока,
Моя глубина покрывает века.
6.
Мгновенное время и опыт живой
Покрыты безвременной синевой.
Как стол посреди, как весы у окна,
Моя «Илиада» обновлена.
Торжественно ждут и читают ее
Отцовство мое, материнство мое.
В эпоху распада и взорванных вех
Моя «Илиада» укроет мой век.
Младенец ручонки раскинул и спит,
Как будто к стальной крестовине прибит.
Родитель проснулся в холодном поту,
Но век сохраняет свою слепоту.
Мне кто-то внушает: не трогай. Позволь
Ребенку распятому чувствовать боль.
И, чтобы всех нас от проклятья спасти,
Крещением нашим его окрести.
Гекзаметры гнева, безжалостный стих
Почувствуют гвозди в ладошках своих.
Удвой испытанье во имя любви.
Любовь и страданье отождестви.
Ужасна веков откровенная суть.
Отец, не сдавайся и дай мне уснуть.
Моим несогласьем внутри и вовне
Когда-нибудь я одолею вдвойне.
Быстрее и зорче вокруг посмотри.
Тебя окружают лесные цари.
Они заговаривают и со мной.
А я охранен крестовиной стальной.
Затупит любого гвоздя острие
Мое излученье, ученье мое.
И что бы века ни придумали там,
Лесному царю я тебя не отдам.
Кроватка моя, болевая кровать.
Кто может меня от тебя оторвать?
Сливаются без берегов и без дна
Моя глубина и твоя глубина.
Века покрывает гекзаметр твой
Моей синевой и твоей синевой.
Святое усилие употребя,
Они – мой младенец в руках у тебя.