Преодоление

ПРЕОДОЛЕНИЕ.                                            Живопись, рисунки НИКОЛАЯ  ИОНИНА

1                                                                                                                         

Опять мое окно отворено,

Опять события неотвратимы.

Отсутствие присутствию равно,

Как неопознанные побратимы.

 

А ведь они от одного отца,

И получается на самом деле –

Два одинаковые близнеца

Одну и ту же курточку надели,

 

Знакомую фуражечку одну,

И, ничего не зная друг о друге,

Они подходят к моему окну

И оба мне протягивают руки.

 

А я их принимаю как родных

И  неосуществимое удвоя,

Благословляю каждого из них

И понимаю, почему их двое.

 

Но выбора тут никакого нет.

Небытие ко мне явилось на дом.

Входите в мой чердачный кабинет

И незаметно оставайтесь рядом.

 

А я закрою, наконец, окно

И попытаюсь небывалой властью

Соединить обоих вас в одно

Земное горе и былое счастье.

 

 

2.

Сухая вкусная смола,

Сосновый ствол в чешуйках сизых.

И тень зеленая легла,

И  дождик на иголках высох.

 

Я окончательно промок

На расстоянии от дома.

А ты, сосна, мой островок

В неразберихе бурелома.

 

Но синева над головой

Сегодня потемнеет скоро.

И под ногами холмик твой –

Моя последняя опора.

 

А солнышко уже ко мне

Совсем утрачивает жалость.

И на тебе, моей сосне,

Оно случайно задержалось.

Я вижу те или не те

Зеленоватые просветы.

По ним в кромешной темноте

Я обнаруживаю, где ты.

 

К тебе невидимый подъем,

А за тобою — словно пропасть.

Придется нам побыть вдвоем,

Вполне друг другу уподобясь.

 

Касаюсь теплого ствола.

Шепчу спасительное слово.

Довольно этого тепла,

Чтобы тебя увидеть снова.

 

И, от ствола не отделим,

Себя я чувствую сосною,

Сосновым папою моим,

И папа говорит со мною.

 

И эти шорохи не в счет,

Когда я по-отцовски мудро,

Услышав, как смола течет,

Распределяю краски утра.

 

А надо мною твой навес,

Как неразгаданная тайна.

И киноварью, наконец,

Тебя я крашу вертикально.

 

И уж теперь наверняка,

Окаймлена лиловой глиной.

Увидит синяя река

Твой силуэт ультрамаринный.

 

И даст мне лучшую из смол

На берегу в тени зеленой

Твой сизый раскаленный ствол

Под малахитовою кроной.

 

 

3.

Недвижны сосен синие верхи,

Стволы стоят радами красных бревен.

А изо мха глядят моховики,

И  шляпки их со мхом зеленым вровень.

 

Однако что произойдет со мной,

Когда я в этот мир себя нацелю

И будет ночью каждый сон цветной

Живой картиной или акварелью.

 

Сбеги от самого себя, сбеги.

Но как исчезнуть из такого плена,

Когда резиновые сапоги

Уходят в мох зеленый по колено.

 

Здесь боль моя живет, остановясь,

Чтобы я с нею неразлучно пробыл.

Небытие опережает вас,

Доверив мне свои цветные пробы.

 

Не я бегу, а этот мир бежит.

Вокруг меня он был или во мне был,

Но, видно, был он просто не обжит:

Никто здесь не жил, и никто здесь не был.

 

Пускай от злобы и бензопилы

С моей душою и судьбою вровень

Лежат во мху сосновые стволы,

Красны от боли и красны от крови,

 

И бытие расставит по местам

Иные судьбы, краски и детали,

Но эта проба остается там,

Где не слыхать лесоповальной стали.

 

И,понемногу сбрасывая гнет,

И никакой пилою не задета,

Цветная проба к вам перешагнет,

Не утеряв ни запаха, ни цвета.

 

 

4

А я ведь мог на полпути

Рискованно или рисково

Из самого себя уйти

И перейти в себя-другого.

 

Решительно и напрямик

В другого мог перешагнуть я,

Но упустил короткий миг

На полпути и перепутье.

 

И вот работаю за двух,

Но замечаю каждый день я,

Что рядышком идет мой друг

Путем иного предпочтенья.

 

И не достать его рукой,

Ведь он невидим  и неслышим.

А это просто я-другой

С иной судьбой и даром высшим.

 

Как будто делаем  одно

Душою, красками и речью.

Однако нам запрещено

Друг другу повернуть навстречу.

 

И был бы откровенно прост

Ненарушаемый порядок.

Но между нами белый холст

Моих прозрений и догадок.

 

Увы, не так уж много их,

Но я шагну к нему и к сыну,

Когда шепну последний стих

И допишу мою картину.

 

Ведь мы друг друга узнаем,

И там, за полотном этюда,

Он есть в небытии моем

И подает сигнал оттуда.

 

 

5

Себя в тумане растворив.

Стоит недвижен и молчит он.

Ведь на двоих или троих

Мой небытийный дом рассчитан.

 

Он выкрашен и укреплен

На железобетонных сваях,

И уж не двигается он?

Как иногда во сне бывает.

 

Не понимаю, чем и как

Он отличается от прочих.

Но не обжит его чердак

И пишущей машинки почерк.

 

А домик прямо на виду,

И все равно, пройдя по саду,

Я к самому себе приду,

Войду и за машинку сяду.

 

Строками клавиш и трудом

Избавясь от моих писаний.

Пойду потом в наш малый дом,

Строенье, спаренное с баней.

 

Все из тумана восстает,

И все по-прежнему знакомо,

Небытие воссоздает

Меня и оба наших дома.

 

Но опасаюсь я, что здесь

Неисчислимы варианты. 

Глядит моя благая весть

В окно и сквозь стекло веранды.

 

И возмещеньем всех потерь

Я вижу сквозь листву и хвою –

Идут, ключом открыли дверь,

Порог переступили двое.

 

Они, любимые мои,

Живут, любя и прозревая.

Мой сын, еще в небытии,

И  с ним жена моя — живая.

 

Однако в садике своем

Я замыкать себя не стану.

Вселенная, как мы втроем

Сейчас выходит из тумана.

 

И вот я оказался прав:

Небытия благая сила.

Все варианты перебрав,

Мой вариант возобновила.

 

 

6.

Я катастрофу эту не прерву –

Рубите лес и все под корень режьте.

Пока, найдя последнюю строфу,

Я проложу тропу мою, как прежде.

 

Я сам себя переборю сперва.

Уже сейчас короткое затишье.

А эта темно-синяя трава

Целебна, как мое четверостишье.

 

Осуществленье ближе и светлей,

Когда, рифмуя веселей и проще,

Ростки берез и океан стеблей

Становятся непроходимой рощей.

 

И вот уже, как будто бы впервой,

За прежние и новые обиды,

Березняком и синею травой

Забыты пни и колеи забиты.

 

Но почему же, временем отмыт

И до обиды узнаваем сразу,

Прозрачный лес по-прежнему шумит,

Пронзенный солнцем и не видный глазу?

 

Он собирает прямо надо мной

Невидимый и небывалый опыт

И никому не слышной тишиной

Последнюю строфу мою торопит.

 

Пока сосняк и березняк ослаб.

Увидев, что я к призраку ревную,

Она одна соединить могла б

Незримый лес и вырубку лесную.

 

Но я задержки не переживу

И осторожно способом особым

Отодвигая сосны и траву,

Иду по старым колеям и тропам.

 

И вновь не помогает колея.

Тропа ушла и затерялась где-то.

Любовь сильнее, чем строфа моя,

И безнадежнее, чем роща эта.

 

7.

Моя победа остается в силе,

И эту силу вам не побороть.

Меня о той победе попросили

Святые силы, да и сам Господь.

 

А было мне предложено во имя

Зеленого простора моего

Народов изначальное родство

Оборонить могилами своими

И целый мир еще усеять ими

И заодно освободить его.

 

Наверно, от всего пережитого

Испепеленное горит во мне,

Чтоб я была по-прежнему готова

К любому подвигу в такой войне.

 

Сегодня пустота на пьедестале,

И что осталось от России той?

Георгий Жуков и товарищ Сталин

В небытии под каменной плитой.

 

И, получается, никто не властен

Осуществить великие дела.

Я отказалась от военной власти

И никому ее не отдала.

 

Меняйте конституцию и знамя,

За всех убитых совершайте суд.

Страною ипостасного сознанья

Меня мои потомки назовут.

 

Предателю сейчас любое можно,

Душа гниет, взрываются дома.

И все же неожиданно и мощно

Я отовсюду выйду к вам сама.

 

А вы еще не догадались, где я?

Но ведь не ваш торгашеский разлад

И не национальная идея

Меня сегодня возвратят назад.

Я это обнаруживаю сразу

В глубинах моего небытия.

Идею не придумать по заказу,

Тем более такую, как моя.

 

И, очевидно, я уже нескоро,

Минуя нынешнюю западню

И не теряя своего простора,

Мои народы вновь соединю.

 

И все-таки, передо мною каясь

И понемногу заново сплотясь,

Вы ипостасны мне, а я покамест

Одной себе живая ипостась.

 

И уж потом по моему примеру

Иные поколенья там и тут

И те, которые еще идут,

Припоминая годы этих смут,

Поймут мою неслыханную веру

И, я надеюсь, правильно поймут.

 

Не предписали, не провозгласили,

Но выше ничего на свете нет.

Моя победа остается в силе,

Она предвестье будущих побед.

 

А будет мне предложено во имя

Зеленого простора моего

Усеять мир голгофами своими

И умереть, освободив его.

 

 

8

Я никому навязывать не буду

Единственную заповедь мою.

Давным-давно уже слышна повсюду

Молитва Бытия Небытию.

 

Но вот молитва слышится иная,

Не объявляя о себе и все ж

Евангелием нам напоминая

О том кресте, который ты несешь.

 

На той же невообразимой грани

Ты неотрывна от меня была,

И я тебя всегда увижу в храме

Сквозь эти стены или купола.

 

Над всеми судьбами и рядом с ними,

За гранью небытийной высоты,

Моя родная, оставайся в нимбе

Непоправимой боли и беды.

 

Твоя молитва обещает много,

И повторять ее соблазн велик.

На золоте отсутствия земного

Твой  кареглазый проступает лик.

 

Но я неслыханно и неуклонно

Единственною истиною жив,

Твою молитву и твою икону

Моим прозрачным храмом окружив.

 

Я преодолеваю постепенно

Природою положенный предел.

Взгляни сквозь эти призрачные стены,

Как мир Небытие преодолел!

 

Оно само неведомо откуда

И в будущем, и прежде, и сейчас,

Ежеминутно и ежесекундно

Приходит к нам и умирает в нас.

 

И неизвестно, на какой основе,

Какими силами и почему,

Оно еще, пожалуй, восстановит

Все то, что люди отдали ему.

 

Оно еще заговорит, пожалуй,

И даже побеседует со мной,

И улыбнется Миша небывалый,

Такой же самый и совсем иной.

 

Поэтому, пока еще не поздно,

Поверь моим наитиям и снам.

И если  Миша будет нами позван,

Я говорю тебе, он выйдет к нам.

 

Соединяя благостные вести,

Не ожидаю, чтобы он воскрес.

Но если мы с тобою будем вместе,

Его Небытие пойдет на крест.

 

Небытие всегда не быть готово,

Оно особенное божество,

Оно прообраз и первооснова

Любых богов и Бога самого.

 

Из нашей глубины беды и боли,

Услышав душу и любовь твою,

Горит закат, благоухает поле

Молитвой Бытия к Небытию.

 

Но непреодолимую немую

Тоску мою никто не утолит,

Пока не состоится напрямую

Соединенье наших двух молитв.

 

9

На белизне волшебного картона,

Где прошлого и будущего нет,

Цвета необозримо и бездонно

Произвели один зеленый цвет.

 

Они пылали в солнечном провале

Под этою грядою голубой.

Они с лиловым небом воевали

И долго спорили между собой.

 

И, очевидно, это их заслуга

В том, что, пока еще закат горит,

Они спокойно приняли друг друга

И создали единый колорит.

 

Но если поглядеть из поднебесья,

То мне в глаза бросается одно,

Как неодетая словами песня,

Того картона белое пятно.

 

Заката видимые отраженья

На всем просторе за душу берут.

Но здесь художник не нашел решенья

И не вполне закрасил белый грунт.

 

Закрась его, уже ни  с кем не споря,

Мазком одним, твоим или ничьим,

Чтобы он стал неотличим от поля

И от моей души неотличим.

 

 

10

Самих себя возобновив,

Мы травы и деревья встретим,

Покуда Ящеры извив,

Как зеркало, следит за этим.

 

До пояса водоворот

Вокруг идущих тел и между.

Мы реку переходим вброд,

Над головой неся одежду.

 

Мы вылезаем, изловчась,

На берег нашего привала.

Но Миша молчалив сейчас

И не смеется, как бывало.

 

Благоухая через край.

Река похоронила звуки.

И не заглянут в этот рай

Ни сыновья мои, ни внуки.

 

Они уехали домой

И нас не слышат и не видят.

И разве только Миша мой

Навстречу выглянет и выйдет.

 

Сейчас он появился тут,

Небытие перерастая,

И через несколько минут

Обязан в воздухе растаять.

 

Но удивительней всего,

Что Миша узнаваем вроде,

И запись голоса его

Хранится в том водовороте.

 

Мы здесь бывали, и с тех пор

Воспоминанье как возмездье.

Для пятерых горит костер,

И нет ни одного на месте.

 

Торфяно-красная вода

Овеяна моими снами,

Чтобы сейчас и навсегда

Все пятеро сидели с нами.

 

Ведь можно прошлое поймать,

В былое отраженье глядя.

И, поворачивая вспять,

Я подхожу к зеркальной глади.

 

Но в этой глади водяной

Нет никого и нет кого-то.

Здесь только я с моей женой

На берегу водоворота.

 

 

 

11.

По мусору бетонных плит.

По этим уличным клоакам

Он побежал за мной, облит

Коричневым и черным лаком.

 

В людской зловонной толкотне

Босых ступней его не слышно,

И. очевидно, только мне

Открылся малолетний Кришна.

 

Игрушка черная мала,

И, на минуту оживая.

Она внезапно ожила

И побежала, как живая.

 

Миниатюрен и упруг.

Все незаметней и бесследней

За мной по Дели в Петербург

Бежит малыш четырехлетний.

 

Из милой нищенской семьи.

Как будто Кришна черноротый.

Кричит: «С собой меня возьми,

Во мне зерно переворота.

 

Ведь ты помилован всерьез,

На внуков и Россию глядя.

Я обновление принес

Тебе, чужой и добрый дядя!»

 

А богоматерь — по следам,

Окутана индийской тканью:

«Кому я сына передам,

Как божество, на воспитанье?»

 

Глазам, локтям, ступням и ртам

В миропорядке нет простора.

И ты, мелькая тут и там.

Вселенской формой станешь скоро.

 

Любой миропорядок строг,

Но мы ведь поняли друг друга.

Задолго нарушая срок,

Возобновится калиюга.

 

Россия, что же ты молчишь?

Или черты своей достигла?

В тебе, доверчивый малыш,

Зародыш будущего цикла.

 

Я не отец тебе, но ты

Бежать и оглянуться вправе

. Глаза чернее черноты.

Белки в коричневой оправе.

 

Невидимый сыночек мой.

Кому ты неродной и лишний?

И я беру тебя с собой,

И прямо называю Кришной.

 

 

 

 

12

Пугать не надо никого

Ни откровеньем, ни распятьем.

Меня и сына моего

Не воскресить и не распять им.

 

Белеет Иерусалим

И обволакивает, чтобы

Себе прокладывать самим

Свою дорогу к храму гроба.

 

Непробиваемым ступням

Легко, неверие развеяв,

Идти по белым ступеням

Среди арабов и евреев.

 

Наедине или окрест

Не упадаем и не стонем.

Доверив позабытый крест

Непробиваемым ладоням.

 

В скале мерцает белизной

Захоронение простое.

Где сын лежит передо мной,

Одновременно рядом стоя.

 

И вот, пока мы так стоим

И пребываем в нашем храме,

Бессилен Иерусалим

Хотя бы что-то сделать с нами.

 

Одновременно в двух мирах

Я побывал и перепугал

И фимиам, и полумрак,

И железобетонный купол,

 

И переход и перепад,

И за пределом, и над краем.

Туда, где сын мой был распят,

И весь от головы до пят

Под мириадами лампад

Уже теперь недосягаем.

 

Скажи, могло ли это быть

И не произойти могло ли?

Ты научил меня любить.

Кричать от горя и от боли.

 

Тебя, мой одинокий Спас,

Убили здесь, на этом месте.

И все равно ты город спас

От гнева и отцовской мести.

 

И на полу, и в куполах

И осязаемо, и слепо

Явились Яхве и Аллах

К порогу мраморного склепа.

 

Еще немного, и войдут

Уверенно и совместимо.

Сегодня совершая тут

Спасенье Иерусалима.

 

А для меня страшней всего

Его незримое надгробье.

Мой сын у гроба своего

Стоит и смотрит исподлобья.

 

Но я его уже постиг,

Ладони и ступни потрогав.

А он мне подарил мой стих

И для меня, и для пророков.

 

Невероятная стезя.

Неузнаваемо-прямая.

От гроба отойти нельзя,

Благословенье принимая.

 

Но по особому пути

Наперекор моим обрядам

Хочу от гроба отойти

И увести того, кто рядом.

 

И увести его туда,

Где он со мною будет вместе.

Оберегая города

От гнева и отцовской мести.

 

 

13

Я свой или чужой замаливаю грех,

Когда у Иртыша предсказываю грустно,

Что вот произойдет опять слиянье рек

И посреди болот родит былое русло?

 

Необозримая стоячая вода,

Поросшая со дна зеленою щетиной,

Я думаю, и ты сумеешь, как тогда,

Соединив себя, рекою стать единой.

 

Пока тебя зовет и втягивает Обь,

Чтобы воскресла ты, в ее теченье канув,

Стоячая вода, попробуй, обособь

Себя от городов и нефтяных фонтанов.

 

Сиюминутные расчеты перекрой,

Любого хищника пугая до отказа

Невыносимою и жуткою игрой

Гигантских факелов сжигаемого газа.

 

Но, видимо, я свой замаливаю грех.

Века и заводи меня заколдовали.

А ожидаемое мной слиянье рек

И обновление произойдут едва ли.

 

Предусмотрительно глаза твоих болот

Щетиною травы прошиты и зашиты.

Индус откажется, китаец не придет

Осваивать простор твоей самозащиты.

 

Но ты пригни ко дну зеленую траву,

Открой глаза твои, поговори со мною.

И я от радости невольно поплыву

Безбрежною твоей зеркальной быстриною.

 

Родные берега, причастные при мне

Иному бытию или иному полдню,

Зовут меня, ведь я на этой быстрине

Родные языки моих народов помню.

 

Мое Небытие сюда перебралось…

Но я уже тобой и выявлен и понят.

Стоячий океан или земная ось

Меня осознают и по теченью гонят?

 

Пока еще снега простор не замели,

Пока еще тебя молитвой беспокою,

Соедини ручьи и реки всей земли,

Соедини и стань единою рекою.

 

 

14

Кидаю ладони и длани,

Пока с бытием наравне

Котел небытийных камланий

Кипит и клокочет во мне.

 

Природный запас перепродан,

В бреду и в беде города.

Котлами камлает природа,

Огонь раздувает беда.

 

Голгофа моя непосильна.

Единственный голос прямой —

Губами убитого сына

Кричит апокалипсис мой.

 

А ты удержаться попробуй

И без берегов и без меж

Плыви за последнею пробой,

Последний шумер Гильгамеш.

 

Увидеть вполне допустимо

За ширью Оби ледяной

Бессмертного Утнапиштима

С его молодою женой.

 

Не знаю, откуда взялося,

Но впору на этом пути

Догнать шестиногого лося

И в жертву его принести.

 

Народам от чума до чума

Земное спасение брось,

И Пастора — Мирсуснехума

Узнает вселенская ось.

 

Взмывая над горем и бытом,

Летя, и любя, и постясь,

Живет в моем сыне убитом

Иного Христа ипостась.

 

Моею неведомой верой

От Торума не уклоня,

Мой Пастор, поверь и поверуй,

В себе открывая меня.

 

Сегодня, земной и крылатый,

Мы оба сгораем дотла,

Сверяя свои результаты

Над вечным кипеньем котла.

 

 

15

Все, чем был я и жил когда-то,

Освещает, сходя на нет,

Фиолетового заката

Неизбежный холодный свет.

 

Холодеет и меркнет поле,

Берег синий в тумане весь.

Это признак нездешней воли,

Той, которая снова здесь.

 

О спасении знаю заранее.

Заалела ранняя рань,

Подтверждая мое старанье

Перейти роковую грань.

 

Ипостасный союз не порван.

Только надо часам к пяти

Окончательно и повторно

В ипостась мою перейти.

 

Никому этот способ не ведом.

Но, немного зная его,

Я здесь часто перед рассветом

Воскрешал себя самого.

 

Этот способ нездешней волей

Не заказан и не заклят.

Полюбите в лиловом поле

Фиолетовый мой закат.

 

16

Панацея от жизни ложной

И невидимая броня

Этот берег противоположный

В десяти шагах от меня.

 

Ураган катастрофы дикой

Неминуемо налетит.

Голубой и лиловой дымкой

Небытийный берег накрыт.

 

И еще теплей и безмолвней

Он березами охранен —

Параллелями белых молний

Бьют стволы из зеленых крон.

 

Замыкая луг полукругом

Под зеленой тучей сплошной,

Белоствольные друг за другом

Неподвижной стоят стеной.

 

И навстречу шквальному зову

Этот берег теплей и родней

Имитирует катастрофу

И мою победу над ней.

 

Сколько жить мне еще осталось?

Кто продолжит и кто прервет?

Почему так легко под старость

Перейти эту речку вброд?

 

Все чего-то недоставало

Разумению моему.

И в кошмаре синего шквала

Я сегодня своё возьму.

 

 

17.

Не понимаю — неужели

Бесплодная сгорит в огне?

На ней три яблока созрели:

Одно тебе, другое мне.

 

Как удавалось уцелеть ей,

Снося жару и холода,

И целых три десятилетья

Расти, не принося плода?

 

За это время столько было,

Столетия пройти могли б,

Тысячелетье наступило,

Россия гибнет, сын погиб.

 

А эта яблоня все та же

И не меняется одна.

Она как будто бы на страже

Всего, что вижу из окна.

 

И даже стерх летает,меря

Над нею небо взмахом крыл,

Чтоб от Христа, по крайней мере,

Я эту яблоню укрыл.

 

А то ее осудят снова,

А в ней любовь и теплота

Ее нежданного, тройного,

Ее последнего плода.

 

 

18

Низовское поле, степь ли -

Вы источник моей тоски.

Никому не нужные стебли

Тянут к небу свои колоски.

 

Урожай такой иллюзорен

Для художников и для стад.

В колосках не хватает зерен,

Оттого и прямо стоят.

 

Что вы плачете все, как дети,

Повинуясь и повинясь?

Я таких расставаний свидетель,

О каких не слыхали у нас.

 

У какого иконостаса

И, простите, в храме каком

Весь народ с Россией расстался

Абсолютно и целиком?

 

Апокалипсис был кричащим.

Чашу мимо не пронесут.

Всех, кто к этому был причастен,

Вызываю на страшный суд.

 

Не риторикой допотопной

Эти строки порождены.

Заказные убийства подобны

Убиенью моей страны.

 

На каком пороге и где мы,

Если в книге добра и зла

Гибель сына до этой темы

Дорастала и доросла?

 

А тоска по родному дому

Бытие повернула вспять

И. как видите, мне, седому,

Десять лет не давала спать.

 

Миражи и мои миражи,

Ипостаси родной семьи,

Не кивайте на силы вражьи,

Поглядите в души свои.

 

Умираю и возвращаюсь

И влагаю в последний стих

 То, как родина смотрит, прощаясь,

Колосками полей пустых.

 

И она все больней и краше,

И тоска моя все сильней.

Почему никому не страшен

Страшный суд расставанья с ней?

 

 

19.

Не делайте движений запоздалых

И успокойтесь на какой-то миг.

Все происходит в эрмитажных залах

Среди картин и мраморов моих.

 

Тут все они хотят соединиться

В немую сцену раз и навсегда.

Здесь петербургская моя столица

И помещенье страшного суда.

 

Здесь откровения предназначали

И переадресовывали мне.

Здесь понемногу белыми ночами

Преодоленье зреет в тишине.

 

И вот опять полночная прогулка,

Пока не объяснимая никак.

И в каждом зале отдается гулко

Мой одинокий полуночный шаг.

 

И, ничего не зная о моменте

Преодоления моих скорбей,

Пошевелился на лиловом стенде

Нефритовый зеленый скарабей.

 

Не уходи, поэму переделай,

Увиденное разглядишь потом,

А то иначе этой ночью белой

Живые оживут перед судом.

 

Убитый мальчик скорчился и замер

Уже, наверно, пять веков назад.

Но почему-то оживает мрамор

В ответ на мой неосторожный взгляд.

 

И вот возобновляются исканья.

Прообраз исчезает без следа.

Еще немного, и из глыбы камня

Старик-ваятель выглянет сюда.

 

Раскаты грома набегают свыше,

Но никому их слышать не дано.

Ведь я перед судом оттуда вышел,

Где все уже давно сотворено.

 

Пока еще не грянули раскаты,

Я ухожу и больше не приду.

Не надо беспокоить экспонаты,

Они готовы к страшному суду.

 

20

Преодоленье совершилось

В назначенный сегодня срок.

Но отчего мою решимость

Оно скрывает между строк?

 

И не зовут, и не боятся.

Но я за правило приму

Попеременно появляться

Подобно сыну моему.

 

А он ведь, как мы это знаем,

В двух измерениях сейчас:

То абсолютно осязаем,

А то скрывается из глаз.

 

Когда Россия возродится,

Невидим и необъясним,

Наверно, он не возвратится

И я последую за ним.

 

Но состоянья перепада

Небезопасны для страны:

Когда в ней будет все, как надо,

Мы снова будем ей нужны.

 

Кому ее беречь охота

Среди китайцев и менял?

А мы хотим, чтобы хоть кто-то

Ее любил и охранял.

 

И над недавнею пустыней

Заклятья наши пролетят.

И нам ответят берег синий

И фиолетовый закат.

 

Переболеем и удвоим

Надзор над милою страной.

И понемногу нам обоим

Откроется простор иной.

 

Но и тогда, земля родная,

Преобразясь и обновясь,

Отца и сына вспоминая,

Ты не останешься без нас.

 

Тебе понадобится чудо

И сокрушительный подъем.

И мы появимся оттуда

Поодиночке и вдвоем.

Оставить комментарий

Spam Protection by WP-SpamFree