Преодоление
ПРЕОДОЛЕНИЕ. Живопись, рисунки НИКОЛАЯ ИОНИНА
1
Опять мое окно отворено,
Опять события неотвратимы.
Отсутствие присутствию равно,
Как неопознанные побратимы.
А ведь они от одного отца,
И получается на самом деле –
Два одинаковые близнеца
Одну и ту же курточку надели,
Знакомую фуражечку одну,
И, ничего не зная друг о друге,
Они подходят к моему окну
И оба мне протягивают руки.
А я их принимаю как родных
И неосуществимое удвоя,
Благословляю каждого из них
И понимаю, почему их двое.
Но выбора тут никакого нет.
Небытие ко мне явилось на дом.
Входите в мой чердачный кабинет
И незаметно оставайтесь рядом.
А я закрою, наконец, окно
И попытаюсь небывалой властью
Соединить обоих вас в одно
Земное горе и былое счастье.
2.
Сухая вкусная смола,
Сосновый ствол в чешуйках сизых.
И тень зеленая легла,
И дождик на иголках высох.
Я окончательно промок
На расстоянии от дома.
А ты, сосна, мой островок
В неразберихе бурелома.
Но синева над головой
Сегодня потемнеет скоро.
И под ногами холмик твой –
Моя последняя опора.
А солнышко уже ко мне
Совсем утрачивает жалость.
И на тебе, моей сосне,
Оно случайно задержалось.
Я вижу те или не те
Зеленоватые просветы.
По ним в кромешной темноте
Я обнаруживаю, где ты.
К тебе невидимый подъем,
А за тобою — словно пропасть.
Придется нам побыть вдвоем,
Вполне друг другу уподобясь.
Касаюсь теплого ствола.
Шепчу спасительное слово.
Довольно этого тепла,
Чтобы тебя увидеть снова.
И, от ствола не отделим,
Себя я чувствую сосною,
Сосновым папою моим,
И папа говорит со мною.
И эти шорохи не в счет,
Когда я по-отцовски мудро,
Услышав, как смола течет,
Распределяю краски утра.
А надо мною твой навес,
Как неразгаданная тайна.
И киноварью, наконец,
Тебя я крашу вертикально.
И уж теперь наверняка,
Окаймлена лиловой глиной.
Увидит синяя река
Твой силуэт ультрамаринный.
И даст мне лучшую из смол
На берегу в тени зеленой
Твой сизый раскаленный ствол
Под малахитовою кроной.
3.
Недвижны сосен синие верхи,
Стволы стоят радами красных бревен.
А изо мха глядят моховики,
И шляпки их со мхом зеленым вровень.
Однако что произойдет со мной,
Когда я в этот мир себя нацелю
И будет ночью каждый сон цветной
Живой картиной или акварелью.
Сбеги от самого себя, сбеги.
Но как исчезнуть из такого плена,
Когда резиновые сапоги
Уходят в мох зеленый по колено.
Здесь боль моя живет, остановясь,
Чтобы я с нею неразлучно пробыл.
Небытие опережает вас,
Доверив мне свои цветные пробы.
Не я бегу, а этот мир бежит.
Вокруг меня он был или во мне был,
Но, видно, был он просто не обжит:
Никто здесь не жил, и никто здесь не был.
Пускай от злобы и бензопилы
С моей душою и судьбою вровень
Лежат во мху сосновые стволы,
Красны от боли и красны от крови,
И бытие расставит по местам
Иные судьбы, краски и детали,
Но эта проба остается там,
Где не слыхать лесоповальной стали.
И,понемногу сбрасывая гнет,
И никакой пилою не задета,
Цветная проба к вам перешагнет,
Не утеряв ни запаха, ни цвета.
4
А я ведь мог на полпути
Рискованно или рисково
Из самого себя уйти
И перейти в себя-другого.
Решительно и напрямик
В другого мог перешагнуть я,
Но упустил короткий миг
На полпути и перепутье.
И вот работаю за двух,
Но замечаю каждый день я,
Что рядышком идет мой друг
Путем иного предпочтенья.
И не достать его рукой,
Ведь он невидим и неслышим.
А это просто я-другой
С иной судьбой и даром высшим.
Как будто делаем одно
Душою, красками и речью.
Однако нам запрещено
Друг другу повернуть навстречу.
И был бы откровенно прост
Ненарушаемый порядок.
Но между нами белый холст
Моих прозрений и догадок.
Увы, не так уж много их,
Но я шагну к нему и к сыну,
Когда шепну последний стих
И допишу мою картину.
Ведь мы друг друга узнаем,
И там, за полотном этюда,
Он есть в небытии моем
И подает сигнал оттуда.
5
Себя в тумане растворив.
Стоит недвижен и молчит он.
Ведь на двоих или троих
Мой небытийный дом рассчитан.
Он выкрашен и укреплен
На железобетонных сваях,
И уж не двигается он?
Как иногда во сне бывает.
Не понимаю, чем и как
Он отличается от прочих.
Но не обжит его чердак
И пишущей машинки почерк.
А домик прямо на виду,
И все равно, пройдя по саду,
Я к самому себе приду,
Войду и за машинку сяду.
Строками клавиш и трудом
Избавясь от моих писаний.
Пойду потом в наш малый дом,
Строенье, спаренное с баней.
Все из тумана восстает,
И все по-прежнему знакомо,
Небытие воссоздает
Меня и оба наших дома.
Но опасаюсь я, что здесь
Неисчислимы варианты. 
Глядит моя благая весть
В окно и сквозь стекло веранды.
И возмещеньем всех потерь
Я вижу сквозь листву и хвою –
Идут, ключом открыли дверь,
Порог переступили двое.
Они, любимые мои,
Живут, любя и прозревая.
Мой сын, еще в небытии,
И с ним жена моя — живая.
Однако в садике своем
Я замыкать себя не стану.
Вселенная, как мы втроем
Сейчас выходит из тумана.
И вот я оказался прав:
Небытия благая сила.
Все варианты перебрав,
Мой вариант возобновила.
6.
Я катастрофу эту не прерву –
Рубите лес и все под корень режьте.
Пока, найдя последнюю строфу,
Я проложу тропу мою, как прежде.
Я сам себя переборю сперва.
Уже сейчас короткое затишье.
А эта темно-синяя трава
Целебна, как мое четверостишье.
Осуществленье ближе и светлей,
Когда, рифмуя веселей и проще,
Ростки берез и океан стеблей
Становятся непроходимой рощей.
И вот уже, как будто бы впервой,
За прежние и новые обиды,
Березняком и синею травой
Забыты пни и колеи забиты.
Но почему же, временем отмыт
И до обиды узнаваем сразу,
Прозрачный лес по-прежнему шумит,
Пронзенный солнцем и не видный глазу?
Он собирает прямо надо мной
Невидимый и небывалый опыт
И никому не слышной тишиной
Последнюю строфу мою торопит.
Пока сосняк и березняк ослаб.
Увидев, что я к призраку ревную,
Она одна соединить могла б
Незримый лес и вырубку лесную.
Но я задержки не переживу
И осторожно способом особым
Отодвигая сосны и траву,
Иду по старым колеям и тропам.
И вновь не помогает колея.
Тропа ушла и затерялась где-то.
Любовь сильнее, чем строфа моя,
И безнадежнее, чем роща эта.
7.
Моя победа остается в силе,
И эту силу вам не побороть.
Меня о той победе попросили
Святые силы, да и сам Господь.
А было мне предложено во имя
Зеленого простора моего
Народов изначальное родство
Оборонить могилами своими
И целый мир еще усеять ими
И заодно освободить его.
Наверно, от всего пережитого
Испепеленное горит во мне,
Чтоб я была по-прежнему готова
К любому подвигу в такой войне.
Сегодня пустота на пьедестале,
И что осталось от России той?
Георгий Жуков и товарищ Сталин
В небытии под каменной плитой.
И, получается, никто не властен
Осуществить великие дела.
Я отказалась от военной власти
И никому ее не отдала.
Меняйте конституцию и знамя,
За всех убитых совершайте суд.
Страною ипостасного сознанья
Меня мои потомки назовут.
Предателю сейчас любое можно,
Душа гниет, взрываются дома.
И все же неожиданно и мощно
Я отовсюду выйду к вам сама.
А вы еще не догадались, где я?
Но ведь не ваш торгашеский разлад
И не национальная идея
Меня сегодня возвратят назад.
Я это обнаруживаю сразу
В глубинах моего небытия.
Идею не придумать по заказу,
Тем более такую, как моя.
И, очевидно, я уже нескоро,
Минуя нынешнюю западню
И не теряя своего простора,
Мои народы вновь соединю.
И все-таки, передо мною каясь
И понемногу заново сплотясь,
Вы ипостасны мне, а я покамест
Одной себе живая ипостась.
И уж потом по моему примеру
Иные поколенья там и тут
И те, которые еще идут,
Припоминая годы этих смут,
Поймут мою неслыханную веру
И, я надеюсь, правильно поймут.
Не предписали, не провозгласили,
Но выше ничего на свете нет.
Моя победа остается в силе,
Она предвестье будущих побед.
А будет мне предложено во имя
Зеленого простора моего
Усеять мир голгофами своими
И умереть, освободив его.
8
Я никому навязывать не буду
Единственную заповедь мою.
Давным-давно уже слышна повсюду
Молитва Бытия Небытию.
Но вот молитва слышится иная,
Не объявляя о себе и все ж
Евангелием нам напоминая
О том кресте, который ты несешь.
На той же невообразимой грани
Ты неотрывна от меня была,
И я тебя всегда увижу в храме
Сквозь эти стены или купола.
Над всеми судьбами и рядом с ними,
За гранью небытийной высоты,
Моя родная, оставайся в нимбе
Непоправимой боли и беды.
Твоя молитва обещает много,
И повторять ее соблазн велик.
На золоте отсутствия земного
Твой кареглазый проступает лик.
Но я неслыханно и неуклонно
Единственною истиною жив,
Твою молитву и твою икону
Моим прозрачным храмом окружив.
Я преодолеваю постепенно
Природою положенный предел.
Взгляни сквозь эти призрачные стены,
Как мир Небытие преодолел!
Оно само неведомо откуда
И в будущем, и прежде, и сейчас,
Ежеминутно и ежесекундно
Приходит к нам и умирает в нас.
И неизвестно, на какой основе,
Какими силами и почему,
Оно еще, пожалуй, восстановит
Все то, что люди отдали ему.
Оно еще заговорит, пожалуй,
И даже побеседует со мной,
И улыбнется Миша небывалый,
Такой же самый и совсем иной.
Поэтому, пока еще не поздно,
Поверь моим наитиям и снам.
И если Миша будет нами позван,
Я говорю тебе, он выйдет к нам.
Соединяя благостные вести,
Не ожидаю, чтобы он воскрес.
Но если мы с тобою будем вместе,
Его Небытие пойдет на крест.
Небытие всегда не быть готово,
Оно особенное божество,
Оно прообраз и первооснова
Любых богов и Бога самого.
Из нашей глубины беды и боли,
Услышав душу и любовь твою,
Горит закат, благоухает поле
Молитвой Бытия к Небытию.
Но непреодолимую немую
Тоску мою никто не утолит,
Пока не состоится напрямую
Соединенье наших двух молитв.
9
На белизне волшебного картона,
Где прошлого и будущего нет,
Цвета необозримо и бездонно
Произвели один зеленый цвет.
Они пылали в солнечном провале
Под этою грядою голубой.
Они с лиловым небом воевали
И долго спорили между собой.
И, очевидно, это их заслуга
В том, что, пока еще закат горит,
Они спокойно приняли друг друга
И создали единый колорит.
Но если поглядеть из поднебесья,
То мне в глаза бросается одно,
Как неодетая словами песня,
Того картона белое пятно.
Заката видимые отраженья
На всем просторе за душу берут.
Но здесь художник не нашел решенья
И не вполне закрасил белый грунт.
Закрась его, уже ни с кем не споря,
Мазком одним, твоим или ничьим,
Чтобы он стал неотличим от поля
И от моей души неотличим.
10
Самих себя возобновив,
Мы травы и деревья встретим,
Покуда Ящеры извив,
Как зеркало, следит за этим.
До пояса водоворот
Вокруг идущих тел и между.
Мы реку переходим вброд,
Над головой неся одежду.
Мы вылезаем, изловчась,
На берег нашего привала.
Но Миша молчалив сейчас
И не смеется, как бывало.
Благоухая через край.
Река похоронила звуки.
И не заглянут в этот рай
Ни сыновья мои, ни внуки.
Они уехали домой
И нас не слышат и не видят.
И разве только Миша мой
Навстречу выглянет и выйдет.
Сейчас он появился тут,
Небытие перерастая,
И через несколько минут
Обязан в воздухе растаять.
Но удивительней всего,
Что Миша узнаваем вроде,
И запись голоса его
Хранится в том водовороте.
Мы здесь бывали, и с тех пор
Воспоминанье как возмездье.
Для пятерых горит костер,
И нет ни одного на месте.
Торфяно-красная вода
Овеяна моими снами,
Чтобы сейчас и навсегда
Все пятеро сидели с нами.
Ведь можно прошлое поймать,
В былое отраженье глядя.
И, поворачивая вспять,
Я подхожу к зеркальной глади.
Но в этой глади водяной
Нет никого и нет кого-то.
Здесь только я с моей женой
На берегу водоворота.
11.
По мусору бетонных плит.
По этим уличным клоакам
Он побежал за мной, облит
Коричневым и черным лаком.
В людской зловонной толкотне
Босых ступней его не слышно,
И. очевидно, только мне
Открылся малолетний Кришна.
Игрушка черная мала,
И, на минуту оживая.
Она внезапно ожила
И побежала, как живая.
Миниатюрен и упруг.
Все незаметней и бесследней
За мной по Дели в Петербург
Бежит малыш четырехлетний.
Из милой нищенской семьи.
Как будто Кришна черноротый.
Кричит: «С собой меня возьми,
Во мне зерно переворота.
Ведь ты помилован всерьез,
На внуков и Россию глядя.
Я обновление принес
Тебе, чужой и добрый дядя!»
А богоматерь — по следам,
Окутана индийской тканью:
«Кому я сына передам,
Как божество, на воспитанье?»
Глазам, локтям, ступням и ртам
В миропорядке нет простора.
И ты, мелькая тут и там.
Вселенской формой станешь скоро.
Любой миропорядок строг,
Но мы ведь поняли друг друга.
Задолго нарушая срок,
Возобновится калиюга.
Или черты своей достигла?
В тебе, доверчивый малыш,
Зародыш будущего цикла.
Я не отец тебе, но ты
Бежать и оглянуться вправе
. Глаза чернее черноты.
Белки в коричневой оправе.
Невидимый сыночек мой.
Кому ты неродной и лишний?
И я беру тебя с собой,
И прямо называю Кришной.
12
Пугать не надо никого
Ни откровеньем, ни распятьем.
Меня и сына моего
Не воскресить и не распять им.
Белеет Иерусалим
И обволакивает, чтобы
Себе прокладывать самим
Свою дорогу к храму гроба.
Непробиваемым ступням
Легко, неверие развеяв,
Идти по белым ступеням
Среди арабов и евреев.
Наедине или окрест
Не упадаем и не стонем.
Доверив позабытый крест
Непробиваемым ладоням.
В скале мерцает белизной
Захоронение простое.
Где сын лежит передо мной,
Одновременно рядом стоя.
И вот, пока мы так стоим
И пребываем в нашем храме,
Бессилен Иерусалим
Хотя бы что-то сделать с нами.
Одновременно в двух мирах
Я побывал и перепугал
И фимиам, и полумрак,
И железобетонный купол,
И переход и перепад,
И за пределом, и над краем.
Туда, где сын мой был распят,
И весь от головы до пят
Под мириадами лампад
Уже теперь недосягаем.
Скажи, могло ли это быть
И не произойти могло ли?
Ты научил меня любить.
Кричать от горя и от боли.
Тебя, мой одинокий Спас,
Убили здесь, на этом месте.
И все равно ты город спас
От гнева и отцовской мести.
И на полу, и в куполах
И осязаемо, и слепо
Явились Яхве и Аллах
К порогу мраморного склепа.
Еще немного, и войдут
Уверенно и совместимо.
Сегодня совершая тут
Спасенье Иерусалима.
А для меня страшней всего
Его незримое надгробье.
Мой сын у гроба своего
Стоит и смотрит исподлобья.
Но я его уже постиг,
Ладони и ступни потрогав.
А он мне подарил мой стих
И для меня, и для пророков.
Невероятная стезя.
Неузнаваемо-прямая.
От гроба отойти нельзя,
Благословенье принимая.
Но по особому пути
Наперекор моим обрядам
Хочу от гроба отойти
И увести того, кто рядом.
И увести его туда,
Где он со мною будет вместе.
Оберегая города
От гнева и отцовской мести.
13
Я свой или чужой замаливаю грех,
Когда у Иртыша предсказываю грустно,
Что вот произойдет опять слиянье рек
И посреди болот родит былое русло?
Необозримая стоячая вода,
Поросшая со дна зеленою щетиной,
Я думаю, и ты сумеешь, как тогда,
Соединив себя, рекою стать единой.
Пока тебя зовет и втягивает Обь,
Чтобы воскресла ты, в ее теченье канув,
Стоячая вода, попробуй, обособь
Себя от городов и нефтяных фонтанов.
Сиюминутные расчеты перекрой,
Любого хищника пугая до отказа
Невыносимою и жуткою игрой
Гигантских факелов сжигаемого газа.
Но, видимо, я свой замаливаю грех.
Века и заводи меня заколдовали.
А ожидаемое мной слиянье рек
И обновление произойдут едва ли.
Предусмотрительно глаза твоих болот
Щетиною травы прошиты и зашиты.
Индус откажется, китаец не придет
Осваивать простор твоей самозащиты.
Но ты пригни ко дну зеленую траву,
Открой глаза твои, поговори со мною.
И я от радости невольно поплыву
Безбрежною твоей зеркальной быстриною.
Родные берега, причастные при мне
Иному бытию или иному полдню,
Зовут меня, ведь я на этой быстрине
Родные языки моих народов помню.
Мое Небытие сюда перебралось…
Но я уже тобой и выявлен и понят.
Стоячий океан или земная ось
Меня осознают и по теченью гонят?
Пока еще снега простор не замели,
Пока еще тебя молитвой беспокою,
Соедини ручьи и реки всей земли,
Соедини и стань единою рекою.
14
Кидаю ладони и длани,
Пока с бытием наравне
Котел небытийных камланий
Кипит и клокочет во мне.
Природный запас перепродан,
В бреду и в беде города.
Котлами камлает природа,
Огонь раздувает беда.
Голгофа моя непосильна.
Единственный голос прямой —
Губами убитого сына
Кричит апокалипсис мой.
А ты удержаться попробуй
И без берегов и без меж
Плыви за последнею пробой,
Последний шумер Гильгамеш.
Увидеть вполне допустимо
За ширью Оби ледяной
Бессмертного Утнапиштима
С его молодою женой.
Не знаю, откуда взялося,
Но впору на этом пути
Догнать шестиногого лося
И в жертву его принести.
Народам от чума до чума
Земное спасение брось,
И Пастора — Мирсуснехума
Узнает вселенская ось.
Взмывая над горем и бытом,
Летя, и любя, и постясь,
Живет в моем сыне убитом
Иного Христа ипостась.
Моею неведомой верой
От Торума не уклоня,
Мой Пастор, поверь и поверуй,
В себе открывая меня.
Сегодня, земной и крылатый,
Мы оба сгораем дотла,
Сверяя свои результаты
Над вечным кипеньем котла.
15
Все, чем был я и жил когда-то,
Освещает, сходя на нет,
Фиолетового заката
Неизбежный холодный свет.
Холодеет и меркнет поле,
Берег синий в тумане весь.
Это признак нездешней воли,
Той, которая снова здесь.
О спасении знаю заранее.
Заалела ранняя рань,
Подтверждая мое старанье
Перейти роковую грань.
Ипостасный союз не порван.
Только надо часам к пяти
Окончательно и повторно
В ипостась мою перейти.
Никому этот способ не ведом.
Но, немного зная его,
Я здесь часто перед рассветом
Воскрешал себя самого.
Этот способ нездешней волей
Не заказан и не заклят.
Полюбите в лиловом поле
Фиолетовый мой закат.
16
Панацея от жизни ложной
И невидимая броня
Этот берег противоположный
В десяти шагах от меня.
Ураган катастрофы дикой
Неминуемо налетит.
Голубой и лиловой дымкой
Небытийный берег накрыт.
И еще теплей и безмолвней
Он березами охранен —
Параллелями белых молний
Бьют стволы из зеленых крон.
Замыкая луг полукругом
Под зеленой тучей сплошной,
Белоствольные друг за другом
Неподвижной стоят стеной.
И навстречу шквальному зову
Этот берег теплей и родней
Имитирует катастрофу
И мою победу над ней.
Сколько жить мне еще осталось?
Кто продолжит и кто прервет?
Почему так легко под старость
Перейти эту речку вброд?
Все чего-то недоставало
Разумению моему.
И в кошмаре синего шквала
Я сегодня своё возьму.
17.
Не понимаю — неужели
Бесплодная сгорит в огне?
На ней три яблока созрели:
Одно тебе, другое мне.
Как удавалось уцелеть ей,
Снося жару и холода,
И целых три десятилетья
Расти, не принося плода?
За это время столько было,
Столетия пройти могли б,
Тысячелетье наступило,
Россия гибнет, сын погиб.
А эта яблоня все та же
И не меняется одна.
Она как будто бы на страже
Всего, что вижу из окна.
И даже стерх летает,меря
Над нею небо взмахом крыл,
Чтоб от Христа, по крайней мере,
Я эту яблоню укрыл.
А то ее осудят снова,
А в ней любовь и теплота
Ее нежданного, тройного,
Ее последнего плода.
18
Низовское поле, степь ли -
Вы источник моей тоски.
Никому не нужные стебли
Тянут к небу свои колоски.
Урожай такой иллюзорен
Для художников и для стад.
В колосках не хватает зерен,
Оттого и прямо стоят.
Что вы плачете все, как дети,
Повинуясь и повинясь?
Я таких расставаний свидетель,
О каких не слыхали у нас.
У какого иконостаса
И, простите, в храме каком
Весь народ с Россией расстался
Абсолютно и целиком?
Апокалипсис был кричащим.
Чашу мимо не пронесут.
Всех, кто к этому был причастен,
Вызываю на страшный суд.
Не риторикой допотопной
Эти строки порождены.
Заказные убийства подобны
Убиенью моей страны.
На каком пороге и где мы,
Если в книге добра и зла
Гибель сына до этой темы
Дорастала и доросла?
А тоска по родному дому
Бытие повернула вспять
И. как видите, мне, седому,
Десять лет не давала спать.
Миражи и мои миражи,
Ипостаси родной семьи,
Не кивайте на силы вражьи,
Поглядите в души свои.
Умираю и возвращаюсь
И влагаю в последний стих
То, как родина смотрит, прощаясь,
Колосками полей пустых.
И она все больней и краше,
И тоска моя все сильней.
Почему никому не страшен
Страшный суд расставанья с ней?
19.
Не делайте движений запоздалых
И успокойтесь на какой-то миг.
Все происходит в эрмитажных залах
Среди картин и мраморов моих.
Тут все они хотят соединиться
В немую сцену раз и навсегда.
Здесь петербургская моя столица
И помещенье страшного суда.
Здесь откровения предназначали
И переадресовывали мне.
Здесь понемногу белыми ночами
Преодоленье зреет в тишине.
И вот опять полночная прогулка,
Пока не объяснимая никак.
И в каждом зале отдается гулко
Мой одинокий полуночный шаг.
И, ничего не зная о моменте
Преодоления моих скорбей,
Пошевелился на лиловом стенде
Нефритовый зеленый скарабей.
Не уходи, поэму переделай,
Увиденное разглядишь потом,
А то иначе этой ночью белой
Живые оживут перед судом.
Убитый мальчик скорчился и замер
Уже, наверно, пять веков назад.
Но почему-то оживает мрамор
В ответ на мой неосторожный взгляд.
И вот возобновляются исканья.
Прообраз исчезает без следа.
Еще немного, и из глыбы камня
Старик-ваятель выглянет сюда.
Раскаты грома набегают свыше,
Но никому их слышать не дано.
Ведь я перед судом оттуда вышел,
Где все уже давно сотворено.
Пока еще не грянули раскаты,
Я ухожу и больше не приду.
Не надо беспокоить экспонаты,
Они готовы к страшному суду.
20
Преодоленье совершилось
В назначенный сегодня срок.
Но отчего мою решимость
Оно скрывает между строк?
И не зовут, и не боятся.
Но я за правило приму
Попеременно появляться
Подобно сыну моему.
А он ведь, как мы это знаем,
В двух измерениях сейчас:
То абсолютно осязаем,
А то скрывается из глаз.
Когда Россия возродится,
Невидим и необъясним,
Наверно, он не возвратится
И я последую за ним.
Но состоянья перепада
Небезопасны для страны:
Когда в ней будет все, как надо,
Мы снова будем ей нужны.
Кому ее беречь охота
Среди китайцев и менял?
А мы хотим, чтобы хоть кто-то
Ее любил и охранял.
И над недавнею пустыней
Заклятья наши пролетят.
И нам ответят берег синий
И фиолетовый закат.
Переболеем и удвоим
Надзор над милою страной.
И понемногу нам обоим
Откроется простор иной.
Но и тогда, земля родная,
Преобразясь и обновясь,
Отца и сына вспоминая,
Ты не останешься без нас.
Тебе понадобится чудо
И сокрушительный подъем.
И мы появимся оттуда
Поодиночке и вдвоем.
Рубрика: Творчество